Анна Потерпеева - На войне и в тылу — по-фронтовому
Поздоровались. Уткин спросил:
— Мне батальонный комиссар Жорин сказал, что вы в прошлом журналист, верно?
— Верно.
— Где работали?
— В «Магнитогорском рабочем». А потом был инженером-металлургом.
— В армии по мобилизации?
— Нет. Я в полку с тридцать девятого.
— Значит, войны успели хлебнуть?
— Пришлось.
— Были у партизан, говорят?
— Был.
— Расскажите. Со всеми подробностями — хочу написать для фронтовой газеты.
Я улыбнулся.
— Вы чего улыбаетесь?
— Иосиф Павлович, а ведь я вас раньше видел и слышал, в Москве, после Европы.
— Вот как, — оживленно сказал Уткин. — Ну, и как?
Вспомнили о литературном отсеке «Комсомольской правды», о жарких литературных спорах, о поэтической публицистике и сатире Владимира Маяковского.
Говорю Уткину:
— Будь другая обстановка, прочел бы отрывки из «Поэмы о рыжем Мотэле». Да, пожалуй, и «Гитару» не забыл.
— Спасибо. Но сегодня нам не до гитар. Давайте о партизанах.
Не думал и не гадал, что буквально через несколько дней вновь, и уже в последний раз, встречу Иосифа Уткина на передовой под городом Почепом. Здесь готовилось наступление — прорыв фронта Гудериана.
Наш бронепоезд прибыл в район Почепа, замаскировались в лесу. Сюда начали подходить части прорыва. В основном там были молодые, необстрелянные солдаты, и поэтому где-то в тайниках души родилась тревога.
Тут-то я и увидел Уткина. Он был в шинели, с вещевым мешком за плечами, с автоматом на ремне. Я спросил его:
— О нашем рейде к партизанам не успели еще написать?
— Нет. Но вот стихотворение о партизанах написал, прочту на митинге.
Митинга никакого не было. Просто в лесу перед бойцами с кратким, горячим словом выступил бригадный комиссар Шлихтер. А в заключение он сказал:
— Товарищи, к вам обращается поэт Иосиф Уткин.
Уткин несколько секунд стоял перед строем в какой-то задумчивости. Потом сказал:
— Бригадный комиссар заявил сейчас, что, мол, выступит поэт Уткин. Хочу добавить, товарищи, что я, как и вы, воин, защитник Родины. И то, что хочу вам сказать перед боем, я выразил стихами…
И он начал читать стихотворение «Уничтожайте их повсюду». Оно было полностью напечатано 28 августа 1941 года во фронтовой газете «На разгром врага»:
Стреляйте с крыш!
Палите в окна!
Садите в фортку!
Бейте в дверь!
Пусть от свинца
повсюду дохнет
Многоголовый этот зверь!
Уничтожайте их повсюду,
Как в дом пробравшихся
клопов!
Крошите грязную посуду
Тупых арийских черепов!
Пусть лес горит!
Пусть пуля свищет!
Пусть гадам дышится
с трудом!
Пока мы к цели
не придем,
Пока от гадов не очищен
Советский край,
родимый дом.
После митинга я подошел к Уткину и спросил:
— Товарищ старший политрук, у вас какие планы? Может, с нами, в огневой налет?
Уткин чуть-чуть помолчал, потом сказал решительно:
— Нет, я с пехотой. Выступал на митинге, призывал к мужеству и стойкости. Стихи им читал. Пойду с ними… Ну, желаю вам удачи.
Мы попрощались и разошлись. Он — к пехоте, а я — к бронепоезду.
Немцы открыли по наступающим ураганный огонь из тяжелых минометов. Наши цепи залегли. Политработники личным примером подняли бойцов в атаку. Одним из первых пошел в атаку Иосиф Уткин. Его тяжело ранило — осколком оторвало три пальца правой руки. Оперировали его в Брянске, сделали протез, и он вернулся в строй. Поэта наградили орденом Красной Звезды. Он погиб в авиационной катастрофе в ноябре 1944 года, возвращаясь из Бухареста. Так оборвалась жизнь удивительного поэта, прекрасного человека и бесстрашного воина.
В начале войны я записал несколько строф его стихотворения, написанного тогда. Вот эти строки о старом партизане:
И хотя борьба трудна,
Но уже далече где-то
В свете пламени видна
И ему и нам победа…
Вернулись в Брянск. На машине еду в расположение полка. Идет дождь, и сквозь пелену, словно впервые, разглядываю город. Промчалось несколько автомашин с красноармейцами, из-под глубоких капюшонов плащ-палаток виднеются темные каски. «Стало быть, едут на фронт», — решаю.
Вот и знакомый мост, носящий имя Игната Фокина — брянского рабочего, погибшего в Октябрьскую революцию. А кругом — разрушенные дома. Да, таким я не знал Брянск.
Немецкий генерал Гудериан бешено рвался в город, мечтая отсюда двинуться и на Москву. На подступах к нему он оставил 500 разбитых танков. Получен приказ: передислоцировать наш полк в Тамбов, чтобы он в более спокойной обстановке мог выполнять свое основное дело — готовить резервы бронепоездников. 25 августа полк в полном составе прибыл в Тамбов и разместился на базе завода.
И еще одна новость: в автобронетанковых частях создаются политотделы. Был создан политотдел и в нашем полку. Начальником назначен старший политрук с редкой фамилией — Жив, его заместителем и секретарем партийной комиссии — я.
Удивительный человек этот Семен Жив. Он был неистов, всему отдавался сполна, ничего не оставляя про запас. Политработа в армии, особенно во время войны, — тяжкий, неустанный труд, и Жив, открытый, прямой, честный, показывал нам пример такого самоотверженного труда.
Он был моим учителем и другом. Я наблюдал его и в боевой обстановке, и в учебной работе. От всего, что он делал, веяло особой подбадривающей силой и энергией.
Вспоминаю свой первый разговор с Живом, уже начальником политотдела.
— Видишь, какое положение, — говорит Жив, — к нам прибыли на пополнение 1-й Киевский Краснознаменный дивизион, 12-й отдельный дивизион, 54-й отдельный Тифлисский бронепоезд… Прибудут через день-два другие дивизионы… — И после долгой паузы сказал: — Всех надо готовить к предстоящим боям. Подбирать политсостав, политбойцов, укреплять партийные организации: лучших, отличившихся в боях, принимать в партию. Надо рассказать бойцам, что они направляются на самые ответственные и трудные участки фронта. Пусть наши люди знают, какое почетное боевое задание они получают. И вот еще что: накапливать, отбирать, изучать боевой опыт.
С этого и началась новая страница моей боевой биографии.
Линкор на колесах
Так лети, бронепоезд,
Ярким пламенем кроясь, —
Враг запомнит удары бойцов.
Вновь орудия к бою!
Вы достойны, герои,
Славы Родины, славы отцов!
Всеволод АзаровГод сорок второй начинался с больших ожиданий. Красная Армия наступала, громя фашистские полчища на Западном фронте. Пришли радостные вести с юга — десанты в Феодосии и Керчи. Керченский полуостров в наших руках.
Июль сорок второго. В газетах, по радио вновь зазвучало грозное, тяжелое слово: «Выстоять!» И строки приказа: «Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Ни шагу назад!»
Именно в эти дни я должен был явиться в Главное политическое управление Красной Армии. Начальник управления кадров бригадный комиссар Дубинский задал мне несколько вопросов о службе в армии, о семье. Потом сказал:
— Вы назначены военным комиссаром особого 686-го бронепоезда 57-го дивизиона бронепоездов. Отправляйтесь к месту службы сегодня же. Дивизион формируется на Павелецком вокзале. Вопросы есть?
— Есть, товарищ бригадный комиссар. Прошу объяснить, почему дивизион назван особым.
Дубинский улыбнулся.
— Есть причина. Уважительная… Хочу предупредить вот о чем. Впервые получаете на вооружение, кроме обычной, реактивную артиллерию — «катюши». Слыхали?
— Слышал.
— Отлично. Вам доверяется техника первостепенной важности. Это — военная и государственная тайна. Доступ к ней — только для экипажа установок, командира и комиссара. В любых условиях враг не должен получить никаких данных об этом вооружении. И еще: бронепоезду придаются две площадки ПВО с полуавтоматическими пушками. Сила, а? Действуйте, товарищ комиссар, желаю успехов.
…Вот он — «мой бронепоезд», особый, 686-й. Четыре орудия, двенадцать пулеметов, реактивная установка, зенитная пушка — поистине «Линкор на колесах». Ни я, ни командир бронепоезда капитан Василий Сазонов не только не знали устройство и огневые возможности «катюши», но не были осведомлены о главном — тактике ее использования в бою.
